Категории: Семья, Виктор Колокольников

Эти репрессии – это срашная картина, канешна. Маево деда реабилитиравали толька в пяисят шэстом гаду. Мама палучила ещё какую-та кампенсацыю за то, што её атца репресиравали. А мама у меня учительница, а в триццаць седьмом гаду ево ареставали, и маме пришлось ухадить с работы – дочь врага народа. Толька ужэ после вайны, в сорак шэстом гаду, анна сумела пайти в школу. Анна закончила у меня педагагический институт факультет языка и литературы. И ана препадавала. Ужэ забыли пра эта, што там, пра деда ужэ все забыли. А так не магла работать с триццаць седьмого по сорак шэстой. Анна работу там другую нахадила, но не в школе. Што вы хотите?! Сорак тысяч ваеннаслужащих в триццаць седьмом гаду папали пад репрессии. И кто папал? Самые граматные, самые абразованные. Вы ж панимаете, это адна из причин, пачему мы начали терпеть паражения вначале. Это ж самый граматный падгатовленный ваенный, дивизией камандавал, чуть не лейтенант. Смелые ребята, они с саблей готовы были идти воевать. Это одна из причин тово, што так получилось. Правда атца мне палучилась харашо, ево тожэ арестовывали, кстати гаваря. Палучилась так, што тюрьму приехал инспектиравать сатрудник НКВД такой Кириллов некий, высокий чин там. Ани з бацькай были вместе в ЧК и за маей мамкай ещё оба ухаживали кагда-та. И он ево увидел. «Чё ты здесь делаешь?» – на нево. Его Тимафей звали маево атца. Гаварит: «Не знаю. Ночью…» Слушайте, за адну ночь ариставали камандзира дивизии, камисара дивизии, начальника палитаддзела дивизии, трёх камандзирав палков и маево бацьку, а он был председателем парткамисии дивизии. За адну ночь. И всё. Этат Кирилав пашол, принёс дакументы. «На тебе дакументы. Ежжай дамой. Ты был в камандзировке». Ацец. А мы две недели семья врага народа. В ваеннам гарадке. Приходит камендант: «Вон атсюда, што б вашего тут духу не была». Мать, правда, мать напсала там на родину маево деда. Деда, кстати, пагиб дед, у нево не канфискавали ни имущества, ничево. А ево втарая жена мать приняла. Мы гатовы были ужэ уежжать. Ньчью стук в акно, а мы на первам этаже жыли. Кто-та стучит. Я аткрываю – мой ацец в форме. Мать как увидела, в обмарак упала. Ацец нас сабрал – «Я был в камандировке, никаму ни слова». и мы до вайны никаму ничево аб этам не гаварили. Никагда. Што аказывается такой случай был. Вот такая вот судьба у нас тяжёлая. Вы знаете, всё это нисколько не магло сказаться на маём атнашении к власти. Паэтаму извините, у меня атнашение была нармальным. Я панимал всё эта. Это не магло… што я адин такой. Так вы ж паймите, из этих сарака тысяч репрессираваных успели хоть часть асвабадить и ани ж ваевали всю вайну. А чём гаварить, маршал Ракасовский сидел. Маршал Ракасовский сидел!

Почему так много репрессированных было? Для чего это делалось?

Знаете, я вам скажу, канешна, адна из причин – эта падазрительнасть Сталина. Втарая причина вот какая. Савецкий Саюз фактически нахадился в акружении. И што разведки работали – это правда. Панимаете, и этим васпользавались всякие, извините, прахадимцы и карьеристы. Сажалди людей только по какому даносу. Дажэ ананимнаму даносу. И сажали людей без суда и следствия. Дажэ не судили. У меня дед так пагиб, никто и не судил ево. Я жэ у нево так и дом не канфискавали. Кстати, царь-батюшка тожэ не канфискавал. Вот. Панимаете, вот такая штука. Причину тут, канешна, две. Канешна, тут и падазрительнасть Сталина, так есть. Ну наверна, знаете, извините, история эта не тратуар Невскага праспекта, как Чернышевский писал. Да, это так. И у государственных деятелей, если у простова челавека ошибка-то на нево отражается, то у государственного деятеля ошибка – на судьбе людей. Так нигде не исключено. Кстати, после Парада Победы в Москве (это нигде никто не знает) Сталин выступал на этам после приёма, и он заявил: «Да, мы дапустили крупные ашибки, и мы благадарны народу, што он понял эци нашы ашибки и нам это простил». Человек понял, осознал это.

Фотографии

Скачать

Исследователь: Наталья Иващенко, кандидат исторических наук ГрГУ им. Я. Купалы, Ксения Адасик, ГрГУ им.Я. Купалы