Категории: Учеба и работа, Ира Мотолыга

Потом я узнала о программе, программа была до 60 лет, а мне как раз не было 60 лет. И я уехала.

А вы не боялись?

А чего? Нас была группа была.

И что Вы там делали?

Я месяц работала в армии. Носила форму эту их. Израильскую форму носила. Полностью программа была. Вечером там тогда в субботу нас вывозили. У кого были родственники – ездили мы к родственникам, у кого нет родственников – в гостинице мы были. Мы эти. Как это вот , всякие медицинские эти складывали. Аптечки. Ну я там, мне наша ведущая была такая еврейка, которая в армии как это вот, Моссад. Вот она оттуда, она нас вела. Она проверяла эти аптечки. Но она меня так полюбила! У меня все строго, аккуратненько делала, и быстро. И я там в этой лаборатории вымыла им все полы, все столы, все повымывала, даже туалет, потому что мне это не нравилось как у них. И подушила, чтобы пахло все хорошо, и окна повытирала. И она, я это все делала, а она по-русски ни одного слова не говорила, но то, что она мне сказала. Она замужем не была. Сказала мне, показала мне, в какое место делали им укол, им вставляли какую-то трубку, укол делали, чтоб мужчин не надо было. Это она мне сказала. И потом, когда мы уже уезжали. Мне грамоту дали, и вообще такое дали мне, там программу вели, и когда выезжали, она в автобус вошла, не дала, встала вот так вот, не дала автобусу отъехать, вошла в автобус, нашла меня, наговорила на иврите, я ничего не понимаю. Но меня взяла, расцеловала, положила мне адрес, чтоб я всегда приезжала к ней. И уехала. Хорошая женщина была такая. Здорова, хорошая такая женщина. Мне такие нравятся. Ну в общем, я бы.

Ну я там семь месяцев побыла в этом Израиле, я там так намучилась в этом Израиле. И я отправилась в этот Израиль, дура набитая, опять ботинки взяла, в зиму, в куртку положила. Сумку какую-то раскирдатую такую, вот. Всякое свое шматье. Отправилась в Израиль. Ну приехали мы, я как вышла в этот Израиль – тепло, эти одетые в формы такой красивые, люди красивые, автобус подошел, нас забрал. И я прямо расцвела, среди, все тут уже евреи, никто меня не скажет, среди своих. Ну побыла там, все, в армии мне все нравилось, там еда эта, что люблю, и что я не люблю, что мне не по вкусу, но я уже ем. Все еврейское хорошо. Потом пошла, кончилась армия, все уезжают домой. Кто с Москвы женщины, кто с Минска женщины, кто с Гродно женщины. А мне жалко, что ж я 360 долларов отдала и уеду, надо мне эти денежки вернуть назад. Пойду я поработаю в Израиле, отработаю все, а потом уеду, тем более у меня в Москве зять больной, эта должна учится, эта одна дочка работает. Нет, надо ж и им помочь. Все. Пошла я. Пошла. Нашла своих родственников. Но это моей двоюродной сестры дети. Сестра тогда больная была. Сидела такая вот толстая, такая вот сидела в углу. Ну я пришла. Меня выкинуть они не могут, они сами только что приехали в Израиль, лестница крутая, туда еще пока ноги не болели, ходила. Пошла я по городу, пошла я по этому Израилю. Зашла в один магазин: «Может вам рабочий нужен».

А на каком языке Вы говорили?

На русском. Я никакого другого не знаю. Какой я знаю. Идыш там даже и говорить не могу. Потому что, понимать понимаю, а говорить не могу на этом идыше, ну и говорю на русском. Ну пришла в магазин, и как раз такой не знаю, не с Советского Союза, только он писать не мог, а говорить говорил на русском языке. Я к нему как раз попала и спросила: «Может быть чем-то помочь?» Он говорит: «А ты откуда?» «Из Беларуси». Говорю: «Немножко подработать у вас можно?» Он говорит: «Хорошо. Приходи». Он меня взял. А там еврей, значит, он меня взял, сказал: «Вот к нему пойдешь, к этому еврею, он даст тебе работу». А там еврей мароканский. Черный такой, смуглый. Русского конечно ни бэ, ни мэ. Но ему начальник сказал на иврите, тот хорошо на иврите ему сказал, чтоб он меня устроил меня работу. Вот он меня взял на работу. Отправил еще к распреду. А там она тоже нерусская, такая еврейка. Уже там появились телефоны такие длинные. Они все говорят по телефону. Трубки длинные. Она такая противная. Нам дали значит. Магазин большой, кругом магазинчики. Мне дали убирать этот магазин и пылесосить. Она приходит. Стенку вот так: «Эрих. Воздух плохой!» Опять я мою. Опять я мою. И в воду что-то льют. У меня кожа вот так снимается. Я перчатки одеваю. Я прокляла жизнь. Я села однажды, пришла и говорю: «Я ненавижу уже и этих евреев!» Говорю так. А сама себе думаю: «И там мне плохо, и там». И вот звоню я в Москву дочке, а дочка хорошо запоминает: «Мама, как тебе в Израиле?» А я говорю: «Люда, там где, я всегда плохо!» (Смеется). Люда и сейчас вспоминает мои эти слова. Ну и в общем, там я 7 месяцев. Я бы еще бы поработала. Немножко заработала я там, ремонт в Москве сделала, денег им дала, но у меня начала кожа, аж мясо. Я не могла спать. Я думала, что потеряю руки, завязать там, то се. Я побыла. А люди наши остались наши заводские. Иду по Израилю: «Мотолыга!» – кричат. О Господи. Это ж наши заводские девчата там. «Ира, мы тут работаем. Если тебе надо работа, мы тебя запишем, куда ходить на уборки, и значит будешь подрабатывать». Я говорю: «Девчата, у меня не получается, у меня слазит кожа, я не могу больше работать». Они и сейчас, некоторые по 5 – 6 лет там в Израиле просидели. И заработали там. Но я не могла. Я побыла и все, все я улетела, вот. Короче, вот там я была в Израиле. Они же, ну у родственников так себе, но мне уже надоел Израиль, не хотела там быть. Ну если там отдыхать, что-то видеть. А то уборки эти опять, не хочу.

Фотографии

Скачать

Исследователь: Наталья Иващенко, кандидат исторических наук, доцент, ГрГУ им. Я. Купалы, Светлана Силова, кандидат исторических наук, доцент, ГрГУ им. Я. Купалы