Категории: Праздники и традиции, Регина Брамане

О Рождестве. Комнаты мыли, образа цветами украшали, розы делали и бумагой лампы укарашали, также елки приносили, как могли так их и украшали. Во времена Латвии папа подсвечники купил. Все из жира лили – овечьего жира, складывали вместе, каждый год в каком доме пьеса будет, договаривались, сами готовили, в каком доме торжественная часть будет. В первый дент Рождества собирались дети из округи, ставили пьески, стихки, была такая пьеса «Сон на солнышке», в пьесе была и свинка и индюк. Люби с чужой стороны приезжали, всем роли раздавали. Стас Пуданс был индюком. Даже «Спридитиса» поставили. Не знаю о других местах, только у нас. С утра ехали в Калупе и в Варкаву в костел.Подарков никаких не было. Пироги напечены и вволю наесться разрешали.

Накрывали стол, сено клали под скатерку, такие ясельки выкладывали, где ребеночек родился, на праздник с утра пойдем. Потом еще, ка скот в хлеву разговаривает. И казалось так, что хотелось пойти и послушать, что они говорят... Один конь кому-то сказал, что мне его надо будет на кладбище везти, того, что за дверью слушал... Тогда уже казалось, что лучше не слышать.

Янов день по-настоящему не отмечали, во времена Латвии. Во времена колхозов больше, те, у кого Янис был, готовили костер, плели венки, лиговали.

На Пасху надо было собирать яйца, высыпем курам зерно, когда взрослые не видят, чтобы яиц больше было. Сварим и разделим, по три-четыре яйца каждому получалось. Во времена Латвии яичный лак отец купил, зелененькая была, розовая. А так шелухой от лука красили. Приходили соседи и тогда бились яйцами.

О толоках. Весело было – главное навозные толоки. Перевозчиками, их называли, тех, кто возит навоз, перетрасчиками – тех, кто навоз трес, в поле. У меня в памяти один один год. Я. Лаздан, юморной человек – рубахи навыпуск, завернул брюки, и поет – старик пахал на опушке леса, штаны повелил на березовый сук, рубашка короткая, яйца длинные, ветер пипсик шевелит... И песня на опушке леса так звучит. А те, кто порядок наводит тоже песню за песней поют, огромные телеги украшали травой или ветками. Того, кто везет последний воз навоза, называли шкруба, салился среди растряхивательниц, разгружатели с вилами, приезжали домой с песнями.

Маленькие уже крапиву приготовили, растряхивательниц и хозяйку стегали крапивой, и тогда начиналось обливание водой и обжигание крапивой. Тогда старики говорили, что парни орут как быки.

Когда рожь косили, это ьакая очень тяжелая работа, что у отца пиво было. Свивали хозяину и хозяйке венок из колосьев... Главеая песня была «Цвети, цвети, ржаной колосок». Снопы так красиво составлены. Тогда уже косили, машина была, снопы нужно было делать. Речи не шло ни о деньгах, ни об одежде, споры со юмором решали. Красиво и просто. Главный музыкант, сразу танцевали.

Картофельных толок не было, мало сеяли.

Трепание льна было тяжелой работой, за лен много платили, в обработчицы шли, чтобы что-нибудь заработать, чтобы новое платье купить или что другое.

Была большая рабость молодости, шли один другому помогать.

Не пускали на вечеринки, чтобы туфли не рвали. Несли туфли в руках, все равно не хотели, чтобы ходили. Врали, что бал ближе, а так за лес, всей толпой ходили, Летние балы по сараям, фонарь унесли, темновато и видеть ничего нельзя, где что. Очень много людей было. Варкавляне ездили на вечеринки, им калупские девушки нравились. Кепка на голове, сапожки, штаны навыпуск, и по-балтийски разговаривают. Они такие драчуны, грубые, нам они не нравилтсь

О колхозном времени. У нас был колхоз «Новая жизнь», я была первым бухгалтером в колхозе, ничего не понимала, никто ничего не понимал, тогда уже позже Антон Лаздан помог годовой отчет составить. Тогда, когда в пятидесятом году была в Риге на курсах, тогда уже больше знала. Наш колхоз с «Единством» объединили, тогда один считался. Никаких декретов, ни отпусков, двенадцать лет за даром в колхозе работали, и так все работали, никаких пенсий не было. Старшее поколение умерло без пенсий, позже было двенадцать рублей, потом двадцать два рубля. У кого пять детей было, те с пятидесяти лет шли на пенсию, у кого не было – те с пятидести пяти. Денег совсем не было.

Как кортошку в колхозе собирали, большие в кучку складывали и вечером уносили. Я счетоводом была, сколько там трудодней заработано, другому тридцать пять рублей за год, другому двадцать семь за год. Получив деньги и соль надо купить, рубашки, хлеб, дети в пастухи шли, в колхозе коров пасти. Обуть было нечего, резиновых сапог не было. Откапали картошку, земля холодная, мокрая, руки мерзнут, трудно было. В октябре лен тянули, как чуть позже – так уже замерзает – живот мокрый и руки мокрые. А летом все толпой, днем лен рвали, а вечером надо было идти молотить ночью, озимые молотить, сеять надо было идти. День наступает, нельзя понять в какой стороне дом.