Об играх и игрушках в детстве
Категории: Праздники и традиции, Антон Слишан
„Ну, мое детство прошло в пастушестве. Пас сам один. Обычно, если там рядом были дети, прибегали, основной игрой были трипакас или прятки. Ой, и там не различали, какого ты возраста. Начиная с 4-5 лет, если ты мог понять, а не плакать, что тебя нашли и надо плакать, что не сможешь быть водой. С такого возраста, заканчивая молодыми людьми, которых уже призвали в армию. Все в одной толпе играли. Гости - один, два, три - собрались вместе и, и я помню, у нас стояли лошади. Лошади, вот там вышло! У конюха было пятеро детей, мы - трое детей, по соседству - пятеро детей, еще по соседству и еще по соседству. Ну, что, хорошее место, чтобы спрятаться – в лошадином стойле. Даже дошло до того, что даже залези на крышу и за дымовую трубу держались. Понимаешь, руки видишь, подбегаешь, он оборачивается. Не можешь понять, кто это. Залазили в комнату, в погреб, прятались, в хлебную печь залезали, вот. Считалки были".
„Помните какую-нибудь считалку?”
„Ну, самая обыкновенная былы „Так один турецкий боб отправился в Англию.” Не знаю, почему она, но она была, или в школе запомнилась, или не так это – Англия была заперта и ключ был сломан, «один, два, три» говорили, сколько надо будет, чтобы открыть, чтобы Англию открыть, вот, «один, два, три - ты свободен», вот. „Анни, банни, сикерасу, Анни, банни, трапс”. То, что у меня в стихах внутри, это все стабильно был подсчет. И еще что-то до этого было, остальное, что в том стишке было, то сложил, а больше не помню уже, вот. Еще было, еще было, не помню больше, но, но „Так турецкий боб отправился в Англию” - это было, вот, это была самая ходовая считалка. Англия, Англия была заперта, говорили, сколько гвоздей надо, говорили «три, один, два, три, теперь ты свободен». Остался тот, кто остался, тот ищет. Остальные все прячутся. И тот, кто прячется, был назначено как раз то место, либо возле двери амбара, обычно возле двери амбара было то место, где считали до сколько-то, или до десяти или до ста надо было считать. Ну, сто не было, до десяти, до тридцати. И там надо было бежать и трижды ударить, если хотел, чтобы тебя не нашли, вот. Если играли, если в нашем дворе был такой погреб, а в погребе была вода. Отец не успел сделать насыпь, война помешала. И обычно тех чужих детей пытались заманить, чтобы они прыгали в окно, прятались в погребе, в ту воду прыгали. Такое подшучивание. Подшучивание. Но у меня, вот, то, что взрослые, молодежь с нами играли.”
„Игрушки, деревянные игрушки или тряпичные игрушки?”
„Игрушки, знаешь, самодельные машинки всякие, еще какая игра была, это и сейчас дети делают, из, из, из песка пекли блины, это я хорошо помню. Сам я делал вместе с девочками. Это было, это было как традиция. Куклы? У моих сестер не было кукол. У меня была кукла. Вот, интере... у меня была кукла. И у меня была кукла не женского пола, а мужского пола кукла. Мне ее подарила, кажется, кажется, в четыре или пять лет двоюродная сестра моего отца, она жила по соседству с нами. Она училась в Прейли, тогда как будто был после войны какой-то техникум. Поэтому она там училась, она приехала на Рождество и поздравила той куклой".
„Она была покупной?”
„И эту куклу я все время храню как реликвию, эту куклу разорвала старшая дочь моей сестры, моя крестница. Она приезжает ко мне, живет летом у меня, нужно давать играть, так уже она мне эту куклу и угробила.”
Фотографии
Аудио запись
Исследователь: Dr. philol. Gatis Ozoliņš, Daugavpils Universitāte
