Dzīve pirms un pēc izsūtīšanas uz Sibīriju
Kategorijas: Jeļena Koržeņevska
Вы говорили о том, что преподавали лекции в обществе знания. Были ли темы, которые Вас особо затронули, или которым нужно было особо готовиться, или такие, которые потом оставались в памяти людей, которые Вас слушали? Что-нибудь побольше может быть о темах, о которых Вы рассказывали на своих лекциях.
Было очень много разных тем — производственных, общественных, но была одна из тем самая душещипательная, можно сказать. Это тема личная моя о том, что я вместе со своей семьёй — с мамой, с сестрой — была репрессирована в сорок девятом (49) году во время сталинских репрессий и вывезена в Сибирь. Проживали мы там семь (7) лет, в Омской области. Ехали больше двух недель. А случилось этот так: в три часа ночи пришли, разбудили. Мы ничего не понимаем. Мама говорит: «Дети одевайтесь, собирайтесь, нужно ехать!» Куда? Зачем? Мама плачет, мы ничего не можем представить — куда, что? Собираемся, одеваемся, складываем на обозы, на телеги. Везут нас на станцию, грузят в вагоны, закрываются двери, и везут нас две недели. Плачут в вагоне взрослые люди, дети, старики. Не понятно — что, куда, зачем? Почему с нами дедушка, которому семьдесят восемь (78) лет? И, когда нас везли через Урал там в туннель завезли, и было темно довольно длительное время, все решили, что это конец нашей жизни, а оказалось, что это везли по туннелю. Затем опять следовали ещё, и привезли на в Сибирь. И так мы прожили там семь (7) лет. Вот эта тема в детской памяти осталась у меня навсегда, на всю жизнь. Вот эти сложности, вот эти переживания душевные, вот эти трудности, где не было хлеба. Мама получала сто двадцать пять грамм (125) хлеба на одного работающего. За хлебом ходили мы с сестрой. Надо было идти два километра. Мы получали этот хлеб, шли домой, и понемногу щипали этот хлеб, и, пока мы ходили домой, у нас оставалось, ну, грамм двадцать (20) хлеба. Мы приносили и говорим: «Мама! Мама! Мы нечаянно съели его!». Мама говорила: «А я не хочу, дети. Меня уже накормили». А мама возила воду. Там был один колодец на весь совхоз, и мама работала с доставкой воды во дворы. И правда, во дворах давали ей ей кое-какие сельхоз продукты, она иногда привозила продукты. Она говорила: «Я не хочу». И вот в таких трудностях мы жили. Ели лепёшки из лебеды, ели замороженный картофель, выкапывали. Ну, одним словом, эти трудности все жизненные пришлось пережить, но, однако, они не сломили нас, однако, они сохранили самые лучшие черты в нашем характере. И наша мама по жизни нас учила: «Дети, будьте добрыми! Проявляйте чувство доброты к любому человеку, независимо от ранга, независимо от звания, независимо от его положения! (Что) человек пришёл на свет для того, чтобы жить. И цените, и уважайте!» И вот эта тема прошла через мою жизнь, и эту тему я как бы разработала. И это была основная моя лекция, где я рассказывала, люди с интересом слушали, сопереживали, сочувствовали, и я как бы чувствовала (, что) поддержку от слушателей своих, о том, что они вместе со мной это переживали и понимали, что такое не должно никогда повториться. И, конечно, больше чем уверенна — это не должно повториться, это очень тяжело пережить.
Когда вы вернулись из Сибири, как это было Вашей маме и Вам с сестрой вернуться обратно? Как вы знакомились с людьми, которые жили здесь в Латвии? Как налаживалась ваша жизнь? Какое было отношение родственников, соседей к вам?
Надо отдать должное, что получилось так, что нас реабилитировали с возвратом нашего имущества. То есть, мы должны были получить дом, хозяйство, и оплату за то, что наши вещи были проданы. Такое было принято решение. И когда мы приехали, в нашем доме жили уже люди, которые не очень хотели выходить из дома, освобождать, но, однако, с некоторыми трудностями они оставили нам. И когда мы вселились в свой дом, отец у нас... Да, я упустила момент, сказать, что мы были с мамой в Сибири, а отца посадили в тюрьму в сорок шестом (46) году, за три года до вывоза нас. Посадили в тюрьму за то, что он оказывал содействие, выделял продукты людям, латвийским партизанам, которые были, которых называли «лесными братьями», которые были в лесах. И за это ему дали пятьдесят восьмую (58) статью, и посадили его, посадили его на семь лет в Сибири. Но его отпустили, и он приехал чуть позже, за нами сюда вернулся. И нам вернули корову, поросят, овец, помещение, деньги какие-то выделили. Не много денег было, потому что всё было продано наше имущество дёшево. И эти деньги вернули нам. Но люди нам все сочувствовали. Родственники помогали, приносили нам хлеб, приносили нам продукты. Но мы приехали в июне, двадцать шестого (26) июня, как сегодня помню, да. И через несколько дней мы посадили картофель, в начале июля, и он вырос чуть больше боба, этот картофель. И мы, конечно, его собрали, но так было приятно, что это наш родной картофель вырос в нашей земле. И мы кушали его с превеликим удовольствием, понимая, что это то к чему мы вернулись, то с чего мы начали жить. Конечно, было тоже нелегко. Это были колхозы, это было трудно родителям работать. Были маленькие зарплаты совсем, совершенно трудно. И в общем то, надо было очень много работать, помогать надо было родителям по хозяйству, и помогать надо было в колхоз ходить. И все каникулы мы посвящали работам, но, однако, не сдавались и жили, и ждали лучшего, и, конечно, дождались. Теперь совсем другие времена. Всё таки мы живём сейчас значительно лучше, чем жили. Это очень даже здорово, что мы, вот, стали жить так — лучше, чем было.
